Фабрика без сердца  - Сверре Кнудсен

– Ну да. Только яиц в вафлях совсем немного, а мука такого мелкого помола, что в вафлях больше не муки, а воздуха.

– Откуда ты знаешь? – спросила Марит. Она хоть и злилась, что Сильвестеру определённо известно куда больше о том, что делается на фабрике, чем ей, но в её голосе не чувствовалось раздражения. Скорее, в нём слышалась неуверенность.

– А ты считаешь, что на фабрике всё замечательно?

– Почему ты не… – хотела спросить Марит, но Сильвестер перебил её.

– Ты считаешь правильным, что фабрика обладает такой властью, что она может за всеми следить, всех контролировать, дурачить и обманывать?

– Нет, конечно, я так не считаю, – ответила Марит. – Но какое отношение это имеет к «Вафельному завтраку»?

– Самое прямое! – воскликнул Сильвестер, одновременно с раздражением, злобой и грустью в голосе. – Это часть мошеннической системы, жульничества. И если мы собираемся что-то предпринимать, то должны точно знать, с чем имеем дело. Нам нужна правда. А вот руководству фабрики она не нужна.

Марит хотела узнать, кто такие мы, но, побоявшись, что она не входит в их число, лишь спросила:

– И что за правду вам удалось выяснить?

На этот раз её голос звучал раздражённо.

– А ты не знаешь? Ты не знаешь, что на самом деле представляют из себя добавки?

– Нет! – голос Марит почти сорвался на крик.

– GT‐521 – это опилки, а PY‐42 – заплесневелый хлеб, высушенный и измельчённый, – ответил Сильвестер.

Марит боялась услышать его ответ, но правда оказалась ещё страшнее, чем девушка могла себе представить. И у неё не было оснований сомневаться в правоте Сильвестера. Марит показалось, что мир вокруг рушится.

– А ты этого не знала? – удивлённо спросил Сильвестер.

Марит покачала головой. Ноги её дрожали, колени подкашивались. Она не понимала, как теперь жить. И тут Сильвестер дотронулся до её щеки.

– Они тебя обманули, – произнёс он. Вид у него был страшно усталый.

Марит кивнула. Несколько секунд они стояли и смотрели друг на друга. «Разве я могу кому-то нравиться?» – подумала она.

Но это было ещё не самое худшее.

На минус тринадцатом этаже всё было по-старому. Марит различила в полутьме фигуры сгорбленных, одетых в серое людей. Они медленно двигались, собирая упавшие с конвейера крошки.

Сильвестер приобнял Марит.

– Они специально проделали в ленте конвейера дырочки, – серьёзно сказал он. – Иначе бы не было столько крошек.

– Но зачем?

– Потому что если не будет крошек, то не будет и работы, а «Главвафле» нужно штрафное подразделение. Место, куда ссылают несогласных или провинившихся сотрудников.

– Но… как им удаётся держать это в тайне? – спросила Марит, поворачиваясь к Сильвестеру. Она изо всех сил старалась сдерживаться, но не сдержалась, и по её щеке скатилась слеза.

– Благодаря Морозильнику, – ответил Сильвестер, потупив взгляд.

И именно в тот самый момент, когда Марит Ос поняла, что она ужасный человек, потому что она участвует во всех несправедливостях, происходящих на фабрике, человек настолько ужасный, что Сильвестер наверняка не захочет с ней знаться, – в этот самый момент Сильвестер посмотрел на неё, смахнул слезинку с её щеки и поцеловал.

Марит почувствовала себя невесомой, как воздушный шарик. Казалось, только рука Сильвестера, держащая её, не даёт ей оторваться от земли. Она словно парила в воздухе над ступенями, а когда опомнилась, увидела, что они с Сильвестером уже стоят у дверей столовой.

Юноша отпустил руку Марит, и девушка испугалась на мгновение, что вот-вот взлетит… Но ничего такого не произошло. Тело её стало тяжёлым, и она ощутила под ногами пол.

– Прогулка получилась хоть и трудной, но, по-моему, замечательной, – заметил Сильвестер.

– Да, – кивнула Марит.

– До свидания, – попрощался Сильвестер и, быстро поцеловав девушку в губы, повернулся и исчез в кухне.

«Почему Сильвестер по-прежнему печален?» – задумалась Марит, но сосредоточиться на этой мысли не успела, услышав за своей спиной тихий разговор. Небольшая группа сотрудников, семеро женщин и мужчина, сплетничали у лифта.

Марит подошла к ним. После того как Хансен-Высочансен повысил её в должности, она была вынуждена поддерживать с коллегами хорошие отношения, и сейчас лучше было их не избегать.

– Добрый день, фрёкен Ос!

– Вы прекрасно выглядите! Наверное, едите «Здраввафлю», такую полезную и питательную.

– Какой симпатичный костюм, директор Ос!

– Я просто обожаю «Вафельный завтрак»!

– И вам – добрый день! – поприветствовала сотрудников Марит и вошла в лифт.

Она нажала кнопку тринадцатого этажа, двери закрылись. И тут Марит заметила нечто странное. Чем выше она поднималась в лифте, тем отчётливее было слышно, как перешёптываются и переговариваются сотрудники. Даже в лифте она слышала обрывки их бесед.

– …с сотрудником с нижнего этажа! – услышала Марит, проезжая четвёртый этаж.

– …фрёкен Ос обнимается прямо на работе! – донеслось с пятого этажа.

– …собирается выйти замуж за посудомойщика! – шептались на седьмом, и чем выше она поднималась, тем ужаснее были сплетни.

Марит расстроилась. Ну и что такого?! Два человека целуются – подумаешь, катастрофа! Её коллеги как будто одновременно испытывали удовольствие от сплетни и ужас от увиденного. Вот что значит – быть директором… Уж лучше… Нет! Марит не хотела так легко сдаваться. Сейчас ей нужно было проявить ещё больше сообразительности и выяснить, как могло случиться, что её обманули. И проследить, чтобы её опять не обвели вокруг пальца.

За короткое время Марит сначала одурачили, потом поцеловали, а теперь за спиной рассказывают о ней небылицы.

На подъзде к следующему этажу у Марит задрожали колени. Двери открылись, стали закрываться и снова открылись, ещё раз.

– Уж не фрёкен ли это Ос? – раздался высокий женский голос. Марит увидела, как секретарь генерального директора перегнулась через стол, чтобы лучше её рассмотреть. Но тут лифт поехал, и до Марит уже издалека донеслись слова секретарши: «Наша Джульетта, или, может, стоит называть её Золушкой? Ведь её принц работает на кухне».

И тут Марит Ос разозлилась.

Так сильно, как никогда прежде не злилась. Внутри у неё всё кипело, и она была готова крушить всё на своём пути. Её было не остановить. Но внешне Марит сохраняла полное спокойствие.